Моя мама - мой пиар-менеджер

Люся часто думала в школьные годы, как же так вышло, что скучная, заурядная, ничего из себя не представляющая девочка считалась самой популярной, как сейчас говорят, в школе? Аня преуспела лишь в зубрежке уроков, ни в одном предмете  особо не отличаясь способностями. Она была мила, но слыла первой красавицей. Она пару раз выступила Алёнушкой на детском утреннике, а о ее таланте говорила вся школа. Сейчас, с высоты лет и опыта, Люся может подробно обозреть и описать  в деталях все развернутые Анечкиной мамой маневры по привлечению внимания к собственной дочери.  
 
Мама заменила Ане мозги, избавив таким образом на долгие годы дочь от необходимости принятия ответственных и не очень решений. То, что для Ани сделала мама, можно расценить сегодня, как грамотная пиар-кампания, затеянная с целью выдать дочь замуж в городке с недостатком мужчин. Кампания эта была продумана, четко организована, и началась с момента, когда дочь сказала первое слово.
 
С самого раннего детства Ане внушали, что надо быть хорошей, что надо нравиться всем, без исключения. Мама диктовала  дочери всё, от выбора подруг в песочнице до цвета портфеля в школе, от предпочтений в музыке до любимых блюд. Аня слушалась маму безоговорочно, права на ошибку ребенок не имел. Уж не знаю, как ее мама воздействовала на наших мам и учителей, но все они рано или поздно начинали выделять Аню, педагоги – ставить в пример ее аккуратный почерк, а мамы – подгонять внешний вид дочек «под Анечку».  Люсе, например, купили такой же портфель, как у Ани, двум девочкам из класса – такую же спортивную форму, а еще несколько одноклассниц каждый день приходили в школу  с бантами, завязанными точь-в-точь, как у нее.
 
Признаться, незрелая Люсина психика в шесть лет отреагировала на незаслуженный авторитет Ани горькой беспомощной завистью. Люся так старалась «переплюнуть» местечковую принцессу, что даже сместила ее на второе место по успеваемости, но в житейском плане Анечка была успешнее. У нее было больше подруг, ее считали красивее остальных, к ее мнению (ну то есть, мнению ее мамы) прислушивались. Аню отдали в музыкальную школу – и половину девочек из ее класса тоже отдали в музыкальную школу. Правда, Аню через две недели исключили по причине отсутствия слуха (и это был первая проваленная пиар-акция), о чем общественность узнала лишь через год, когда выяснилось, что у Ани прекрасные балетные данные, и пришлось бросить музыку, чтоб ребенок всерьез мог заняться танцами. Остальная половина девочек в классе покорно встала к станку вслед за диктаторшей моды и вкуса.
 
Вообще, это было очень даже в духе Аниной мамы: замалчивать как можно дольше неудачи своего ребенка. Вероятность того,  что кто-то прознает о земном происхождении ее чада, сводила на нет результаты всей пиар-кампании по выработке у общественности положительного импульса при звуке имени ее дочурки.  Аня не приносила домой ничего, кроме пятерок, если даже ее ответ был не совсем полон, а пирожок на уроке труда подгорал, учителя все равно ставили ей «отлично», и никто их за это не упрекал. Все мальчики, когда их спрашивали, кто им в классе нравится, отвечали уверенно «Анечка», зная, что ни родители, ни сверстники их выбор не опротестуют, и никто их на смех не подымет за симпатию  к девочке, которая нравится всем-всем-всем.
 
Люся очень хорошо помнит момент, когда перестала завидовать Анечке. Это было после урока физ-ры, когда и она, и другие девочки, и даже Аня нахватали двоек за прыжки через «козла». Все расстроились, и только, а с Аней случилась истерика. Она не знала, бедная, как она покажет матери дневник с двойкой и отказывалась идти домой. Девочки успокаивали ее, а Люся наблюдала молча, переодеваясь, и перед ней открывалась вся ничтожность созданного неизвестно кем образа «супердевочки». А также зависимость от этого образа. Не зная еще таких умных слов и не ведая, как люди становятся заложниками своего образа, Люся вдруг поняла, что завидовать этой девочке не стоит, и перестала.
 
А годы шли, мелькали цифры на учебниках, девочки взрослели, но Аня по-прежнему была оплотом идеальности, столпом совершенства маленького школьного социума. Давно уже другие девочки обошли ее и в музыке, и в балете, и выпечке пирожных, и в подведении глаз. Но то ли по инерции, то ли  из уважения к былым «заслугам», то ли по привычке, Аня все еще звезда. Люся, еще пару лет назад объявившая маме, чтоб не лезла к ней с «Анечкой», все же периодически подвергалась ненавязчивым попыткам мамы хоть немного привнести в дочь от этой чудо-девочки: то  Люсе предлагались велюровые штаны, такие же, как у Ани, то покупалась путевка в тот же лагерь, то прическа такая же предлагалась. В глазах мам военного городка лучше девочки не было: не курит, маму слушает, братика воспитывает, одевается в мамины вещи, от мальчиков отбою нет. А Аня и в самом деле, по прежнему слушает маму, одевается в одни с нею тряпки, носит такую же прическу, как мама, и дружит только с рекомендованными к общению сверстниками. Люся в круг «допущенных к августейшей особе» входила, но лишь в силу дружбы мам, посему общих с собою черт в Ане не видела и к общению не стремилась. В обществе отличницы и ее фрейлин ей было невыносимо скучно, и, если речь не шла о чем-то обязательном, типа подготовки школьного вечера, она всегда старалась улизнуть к своим творческим друзьям, гитарам и прочей романтике.
 
Выпускная пора минула, сопровождаемая восторгами по поводу Анечкиного платья, и пришло время выбирать профессию. Вот тут пиар-менеджер царевны потерпел второй провал кампании, выбрав для своей, одаренной только на словах дочери, слишком крутой ВУЗ.
 
На жителей другого, крупного города влияние Аниной мамы уже не распространялось, под обаяние «самородка» никто не подпал, и экзамены чудо-ребенок провалил с оглушительным треском. Даже золотая медаль не помогла. Общественность узнала о  неудаче спустя месяцы, когда пришлось как-то объяснять, почему Аня учится в местном институте вместо престижного Воронежского. Списали все на блат.
 
Люсе всегда было интересно, а не возникало ли у Ани когда-нибудь желания что-то в своей жизни решить и устроить самой? Она пыталась поговорить на эту тему со своей мамой, благо та уже начала немного просыпаться от сладкого сна об идеальной дочери. Мама думала, что Аня уже настолько привыкла, что мать о ней так печется, что всю жинь будет под ее крылом. Но Люся считала иначе: ей казалось, что однажды Аня проснется, посмотри на свою жизнь и задумается, а на самом ли деле эта жизнь – ее? Вот такая была Люся добрая, ни о ком плохо не думала. И оказалась права.
 
В маленьком городе, где все знают друг друга, не надо ждать приглашения на свадьбу, чтоб узнать, что кто-то женится. Аню  выдавали замуж, и вся улица предвкушала зрелище идеальной невесты в сказочном платье. Жених тоже был хорош: курсант авиа-училища, специально из-за Ани перевелся из Краснодара в глушь, поближе к любимой. Он был высок, черноволос и статен, на Аню налюбоваться не мог. Естественно, и познакомила и устроила брак Анина мама, и это был третий и последний провал ее пиар-кампании под названием «Идеальная жизнь для дочки».
 
Брак не задался. Муж очень быстро прочувствовал ауру в доме, ощутил чрезмерное присутствие тещи и сделал ноги, оставив Аню одну в служебной офицерской однушке. Вот тут и открылся у Ани третий глаз: она послала маму в пень и решила жить своим умом. Но не так-то оказалось это просто после стольких лет тупого следования инструкциям. Сомнительный жизненный опыт, а точнее, его отсутствие, сыграли с девушкой плохую шутку: она влюбилась в женатого мужчину. И не просто влюбилась, а завела страстный и практически публичный роман, что в маленьком городе – просто губительно для репутации. Привыкшая к тому, что перед нею не могут устоять ни учителя, ни мальчики, ни мамы подруг, она почему-то поверила, что он бросит ради нее семью, и решилась забеременеть.
Мужчина семью не бросил, с Аней жить не стал. Она сейчас крутится-вертится одна с маленькой дочкой, мама помогает. Мама вновь вошла в ее жизнь, наладила быт, вытащила дочь из депрессии, даже ребенку имя сама придумала. На все высказывания о жалости к Анечке мама громко орет, что не надо Аню жалеть, а её Ани еще все в сто раз лучше будет.
 
Аня, хоть и пополнила ряды родивших любовниц местечкового ловеласа, все еще верит, что он позовет ее. Ни о ком другом даже не помышляет.
 
Мама Люси больше не ставит Люсе Аню в пример.